Он работал в каком-то радостном и ожесточенно-веселом запале. От него валил пар. Ему уже несколько раз предлагали смениться с «забойщиков», но он отказывался и до тех пор врубался в снежную стену, пока его не оттолкнули.
— Черт бешеный, загонишь себя! — крикнул с веселой озверелостью Леха.
Сердце от напряжения колотилось где-то в горле, ноги дрожали, но руки были легкими и сильными и просили работы. Вася стоял и улыбался. Они видел вокруг веселых и азартных людей. Ого, выше человеческого роста пробили они в этих сугробах траншею. А рассвет еще не наступил, еще было рано.
Пурга ослабла.
Ярко горел костер на расчищенной дороге. Столб пламени с гудением высоко поднимался в темное небо, и по синему снегу бежали розовые блики… У костра чернели фигуры, высвечивая красными лицами.
— Иди, погрейся! — крикнул кто-то, кажется, Фрося, и Вася пошел к костру, улыбаясь от переполнявших его чувств. «Как на фронте, — мелькнула мысль, — один за всех и все за одного».
Перекурив и отогрев пальцы, Вася снова кинулся как врукопашную, снова яростно и победно врубался в снег и удивился, когда дорога вошла в лес.
— Все, что ль? — недоуменно спросил он.
— Не наработался? — откликнулся Андрей. — Ломись вон на сопку.
В лесу было тихо, ветер сюда не доставал — прикрывала сопка. И только теперь Вася заметил, что наступает рассвет.
Необдутые снега лежали как синий сахар, в иголочном куржаке цепенели деревья, верхушки их слабо проступали на синем утреннем небе. Все кругом было сине, призрачно, заколдованно. Неясной, расплывчатой громадой чернела впереди глубина леса, а позади светились два-три поселочных огонька.
И тишина как во сне.
Будто и не было пурги. Казалось, пошевелись, тронь эту тишину — и рассыплется, исчезнет синяя зимняя сказка.
Вася, стоя перед этой вдруг увиденной красотой холодного утра, почувствовал, как задрожало в нем что-то от восторга и любви ко всему, что окружало его сейчас: и к этому заколдованному лесу, и к раннему небу, и к этим синим снегам, и к людям, что были рядом.
Чтобы добраться до штабелей, понадобился еще час. Наконец, разгребли дорогу к ним и пошли к костру ждать трактор. Но вместо него появился директор с двумя подводами.
— Родные мои, трактора не будет. — Он с трудом вылез из розвальней. — Звонили из района. Так что будем вывозить на лошадях. И грузить самим.
— От такой работы у мужика кила вылезет, не то что у нас, — заявила Фрося.
— Война кончится — всех в санаторий отправлю, на юг, там вправят, — пообещал директор. — А сейчас поднатужиться надо, бабоньки.
Жена директора первой пошла к ближнему штабелю. Директор проводил ее взглядом.
— Подгоняйте, — махнул он возчикам. Дарья тронула своего одра, за ней тетя Нюра.
— Давай, давай, Даша! — уже кричала Фрося со штабеля. — Шевелись!
— Тетя Нюра, давай к нам! — горлопанил Леха с верхушки другого штабеля. — Мы твой воз по-стахановски, в момент нагрузим!
Странная была погода. Рано утром вьюга завывала, когда стало светать, утихла, а среди дня вдруг наполз откуда-то туман. Лес все больше и больше покрывался куржаком и как бы размазывался в белом облаке. Заиндевелые лошадки стояли будто призрачные, туманно вырисовываясь в молочной мгле. В пяти шагах уже ничего не было видно. Брови и ресницы заиндевели, одежда покрылась снежным бусом, и все стали похожи на сказочных лесных людей.
— Помогите! — раздался крик Дарьи.
Вася, который в это время с Лехой и Клавой сталкивал очередное бревно со штабеля, увидел, что воз Дарьи, уже нагруженный, опрокинулся и увяз в снегу. Лошадь лежала в сугробе на боку.
— Но-о, милая, но-о! — просила Дарья кобылу. — Ну, поднатужься, поднатужься! Хлебушка дам, как домой придем.
Суптеля, Андрей и женщины окружили воз и под команду старшины поставили его на полозья. Но сама лошадь никак не могла подняться.
— Ну-у, да ну же! — тянул ее за узду Андрей.
Лошаденка собирала последние силы, дрожала от напряжения, но оставалась на месте. Андрей вдруг ударил ее по храпу валенком.
— Вставай ты, скотина безрогая!
Лошадь сделала отчаянную попытку подняться, забила ногами, но только еще глубже ушла в рыхлый, перемолотый снег. Андрей занес было еще раз ногу, как к нему подскочила Фрося.
— Не смей бить животину, не смей! — с бешенством заорала она и толкнула Андрея в грудь. Он чуть не упал, отступил на два шага. — Тебя бы самого так! По морде! По красной! — наседала на него разъяренная Фрося.
Заметив, как глядит на эту сцену Клава, Вася почему-то подумал, что не только из-за лошади напала Фрося на Андрея.
— Привык руки распускать! — все еще не остыла она. — А ну вали отсюда!
Андрей растерянно отступил, проворчав:
— Лечиться надо, ненормальная.
Суптеля и Дарья распрягли лошадь и помогли ей встать. Она сапко дышала, тяжело опустив голову к дрожащим коленям. В груди у нее что-то клокотало и хрипело. Пар валил из ноздрей, ресницы и волоски на храпе обледенели.
— Запрягай не запрягай — не потянет она. — Дарья погладила лошадь по морде.
Клава слезла со штабеля, подошла к возу и сказала:
— Давай скинем малость и сами повезем.
— Да ты что! — воскликнула Фрося. — Животы надорвем, рожать не будем.
— Ну ты-то с этим уже справилась, — сказала Клава и первой взялась за бревно.
Скинули половину.
— А ну, бабоньки, впрягайся! — сказала Клава.
Женщины, как муравьи, впились в оглобли и стали дергать вразнобой.
— Стойте! — заорал Леха. — Под команду надо. Андрей, ты самый сильный, давай за коренника, а мы пристяжными.