Менял я женщин, как перчатки,
Тирьям-тарьям, тирьям-тарьям, тирьям-тарьям…
Однажды Суптеля сказал:
— Хватит вам облапошивать хлопца. Ты дежуришь сегодня?
— Я, — ответил Андрей, уже держа шинель в руках.
— Вот и дежурь, — приказал Суптеля. Повернулся к Васе. — А ты собирайся в клуб. Сегодня кино «Александр Невский».
В клубе Вася оказался рядом с той чернявой девчонкой, у которой так неудачно колол дрова. Они поздоровались, и девушка опустила ресницы. Если бы не погасла вскоре лампочка, тускло освещавшая зал, то Вася просто не знал бы, что делать.
Кино гнали по частям, и когда часть кончалась, то свет не зажигали и все сидели в кромешной темноте. Вася слышал рядом осторожное дыхание соседки и чувствовал, что она отодвигается от него. Он тоже боялся нечаянно прикоснуться к ней и страшно завидовал Лехе, который сидел в первых рядах и что-то травил женщинам, и там слышались смешки. С другого бока у Васи сидел старшина и тихо переговаривался с какой-то женщиной.
В один из таких перерывов между частями к Васе пробрался по рядам Леха и шепнул на ухо:
— Не будь тюхой, иди провожать соседку. — Больно ткнул в бок.
Когда кончился фильм, Леха мгновенно исчез, ушел и старшина. Вася остался один. Он все пропускал и пропускал народ в дверях, пока не оказался последним. Когда вышел на крыльцо, увидел, как в лунном свете по синим снегам расходится народ, растекается ручейком по переулкам. И он пошел домой.
Впереди медленно двигалась девичья фигура. Он сразу признал в ней голенастую соседку. Вася, не зная почему, прибавил шагу. Она услышала, оглянулась.
— Вы домой? — спросил Вася.
— Домой, — тихо ответила она.
— Нам по пути.
— По пути.
Дальше Вася совершенно не знал, о чем говорить, и потому стал закуривать, надеясь, что тем временем девушка сама начнет разговор. Но девушка молчала, и Вася, проклиная себя за нерешительность, назначал себе ориентиры. Вот дойдет до того дома и спросит: «Ну, как вы тут живете?» Но подходил к дому, и язык словно присыхал. Вася снова выбирал кошку, но проходил и ее и опять не раскрывал рта. Так и шли молча.
Около своего дома девушка поспешно сказала:
— До свидания.
— До свидания, — ответил Вася и почувствовал облегчение, что вот и кончилось тягостное молчание, но в то же время ощутил и легкую грусть оттого, что девушка уходит. Ему вдруг захотелось идти с ней дальше.
Неожиданно для себя он спросил:
— А вы завтра на танцы пойдете?
Она кивнула и побежала к крыльцу.
— И я приду, — храбро сказал Вася, потому что, чем дальше уходила девушка, тем смелее он чувствовал себя. — А как нас зовут?
— Тоня! — крикнула она и забарабанила в дверь.
— А меня Вася.
Домой шел гордый от сознания, что вот проводил девушку — и ничего, хоть бы хны! Все даже очень просто, и пусть Леха не хвастается. Леха говорит, что на прощание надо обязательно назначать свидание и целовать. Вот он и назначил. Не поцеловал, правда.
Вася шел, и снег поскрипывал под ногами, и от этого бодрого скрипа тоже было радостно и легко на душе. И вдруг как кипятком ошпарило: завтра его очередь дежурить! Его законная очередь!
Наутро Вася рубил дрова. Ставил тяжелый и промерзлый до звона чурбак на попа, укреплялся сам на ногах и, высоко подняв колун над головой, с силой опускал на чурбак. Старался бить так, как учила Фрося — чуть-чуть наискосок. Но все равно поначалу не ладилось. Колун отскакивал, оставляя на заиндевелом срезе чурбака тупой короткий след. Вася собирал силенки и снова наносил жестокий удар, от которого чурбак звенел и глубже уходил в снег. И так несколько раз: удар, звон, осадка. Удар, звон, осадка! Но мало-помалу дело пошло на лад: поперек среза поползла тонкая, после каждого удара расширяющаяся трещина, и наконец чурбак не выдержал и со спелым сочным звуком (как арбуз) развалился надвое, обнажив желтую, промерзлую насквозь сердцевину. Дальше пошло легче. Вася довольно ловко откалывал от половинки чурбака поленья. Со звоном порванной струны лопалось дерево, и полено отлетало в сугроб. Вася повеселел и рубил с силой, чтоб именно отлетало. И казалось ему, что он уже не водолазик Вася, а Василий Буслаев, былинный герой, и в руках его не колун, а обоюдоострый меч булатный, и не дрова он рубит, а немецких рыцарей крошит в Ледовом побоище. Раз! — и выбит меч из рук тевтона. Раз! — и хрустнули латы. Раз! — и со звоном лопается шлем крестоносца. Раз! Раз! — крошит поганых псов-рыцарей богатырь земли русской Васька Буслай!
Вася разогрелся, скинул телогрейку. Эх, видела бы Тоня! Позвала бы его сейчас дрова колоть, он бы показал, почем сотня гребешков! Раз! Раз! Еще раз! Она стояла бы и восхищенно смотрела на него, и говорила бы: «А мы и не знали, что ты такой сильный и так ловко умеешь рубить дрова!»
Вася напластал целую гору дров. Сам удивился — как много! Сложил поленницу, полюбовался на свою работу, представил, как приятно удивится старшина этой аккуратно сложенной высокой поленнице.
Пора было готовить обед. Натаскав дров к печке, Вася принялся за обед, а сам все время думал и думал, кого бы уговорить подежурить вечером. Андрея? Но он вчера дежурил и законно откажется. Леху? Леха пошлет к черту, бесполезно с ним и разговор начинать. Старшину? Об этом и думать нечего. Вася и сам никогда не заикнется старшине. И он снова и снова перебирал, кого же попросить?
За дверью послышалась возня, кто-то пытался открыть ее и слабо дергал за ручку. Вася стоял с веником в руках и ждал. Дверь медленно, со скрипом открылась, и в морозном пару у порога возникла фигура с вороньим гнездом на голове и в телогрейке со взрослого плеча, рукава которой свисали до самого полу. Воронье гнездо съехало на самый нос. По этой шапке Вася узнал востроглазого Митьку, сына тети Нюры, хозяйки дома. За Митькой в дверях возникла еще фигурка, закутанная в старую драную шаль. Существо держалось за Митькин рукав. Черные глазенки этого существа широко раскрылись и уставились на Васю. Вася не успел ничего сказать, как в дверь протиснулся еще пацан, за ним еще и еще. Они возникали в морозном пару, как привидения, один за другим. Через минуту толпа ребятишек, мал мала меньше, сопела и шмыгала носами у дверей.